▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲
Я никогда не испытывал особое удовольствие  возвращаясь домой. Моя семейная жизнь, ни как не могла сложиться в четкий пазл.  Разноцветные кусочки счастья, радости и любви, были хорошо спрятаны от нас, единственное, что нам удалось сложить, это темные цвета и фигуры, в них и заключалась вся наша жизнь. Кажется, нам и повода не нужно было, что бы в очередной раз поспорить, в сотый раз разбить дорогой чайный сервиз, подаренный на свадьбу. Вновь мы будем бросаться тяжелыми инфицированными словами друг в друга, кажется еще немного, и  мы умрем от таксации яда.
Ко всему прочему, день у меня сегодня выдался далеко не сладким, как снег на голову, пришло известие о том, что у меня есть ребенок. Я был абсолютно уверен, что это не так, что такого просто быть не может. В таких вопросах я крайне щепетильный. Поэтому трудно было поверить, что моя трехгодичная интрижка с официанткой из захудалой кафешки могла породить мне ребенка. Прошло около трех лет с того момента как я ее бросил, я даже уже помнить забыл, что у нас когда-то что-то было. Я практически забыл ее черты лица, поэтому, когда увидел ее в своем офисе, в клубе, был в недоумении. Она протянула мне фотокарточку, на котором был улыбающийся ребенок, у которого все еще не хватало пару передних зубов. Франсин, та самая официантка,  решила окончательно меня добить подробностями родов, о том, сколько ребенок весел, и какое было его первое слово. Что должно бы было вызвать у меня умиление, но не вызвало. Напротив вся эта история достаточно сильно меня раздражала. Я не хотел ни слова от нее больше слушать. И ладно, если бы она просто сообщила мне о существования своего ублюдка, так нет,  она еще и требовала денег. В форме, которая просто не позволительна была ни для кого, а уж от какой-то проститутки, так точно. Откуда мне было знать, с кем она там кувыркалась до меня и после, Пусть найдет всех своих любовников и с них требует деньги на содержание. Я не настолько туп, что бы увидев голубые глазки ребенка, тут же отхлестать двадцать тысяч долларов.  О чем я ей тут же и заявил. Но эта шлюшка еще и принялась меня шантажировать, утверждая, что вся моя семья узнает о том, что я заделал ребеночка, а теперь не признаю его. И первым человеком, кому она сообщит - будет Адель – моя жена. Я с трудом поборол желание достать из верхнего ящика ствол и пристрелить ее, тут же, на месте.  Приказав охране вышвырнуть ее и впредь не пускать на территорию клуба.
Возвращался я домой с тяжелым сердцем, несмотря на то, что я не очень  то и дорожил своим браком, не очень оберегал Адель, мне бы не хотелось, что бы вся эта история выплыла, тем более, сейчас, когда все очень не понятно. Да, я был практически на сто процентов уверенным, что ребенок не мой, но все же, что-то могло пойти не так в моей жизни, и тест ДНК, - который все-таки, нужно было сделать, -  мог показать, что я отец. Но эту проблему решать сейчас хотелось меньше всего. Мне и так хватает психованной жены, с материнскими инстинктами, как у волчицы. Порой мне казалось, что лучше бы мы завели ребенка, тогда был бы только одно орущее и требующий есть существо. Сейчас же наш дом превратился в сущий зоопарк, три собаки, четыре кошки, и все они болтались под ногами, прыгали и мешали спокойно отдыхать после тяжелого рабочего дня. И ладно бы от них был какой-то толк, ну там, не знаю…. собаки могли бы охранять дом, а кошки ловить мышей, но нет же. Они привела в дом трое мопсов (какой прок от мопсов?) и каких-то жутких котов с приплюснутыми мордами. Иногда, я ловил себя на мысли, что моей жене, как настоящему психологу, нужен свой психотерапевт. Это ведь не нормально, когда в одном доме столько живности, причем это не какая-то ферма.
Переступив порог собственной обители (почти что зла), в уши мне врезалась, полнейшая тешена.  Казалось, что все живое, что было в нашем доме, а как я уже сказал, этого живого было в нашем доме даже очень  много. И это меня насторожила, сразу же. Проверив кухню, столовую – там не оказалось никого, я уже было подумал, что это какой-то сон, счастливый сон. Что в коем-то веке, я смогу провести вечер в тишине. Пробуждаться мне не хотелось. Я налил себе, по обыкновению в стакан со льдом дорогой виски, уселся на кожаный диван, и принялся наслаждаться вечером. Продлилось это не долго, стоило мне расслабиться, как в прихожей стукнула дверь, это была Адель. Встречать ее я не пошел, да и не принято у нас это.  Через минуту моя жена стояла напротив меня с конвертом в руках и заплаканными глазами. Мне не потребовалось и минуты, что бы сложить одно к одному, эта маленькая поршивка, написала письмо и отправила Адель. Я тут же пожалел, что всего пару часов не пристрелил ее. Я уже был готов слушать длинную тираду, вереницу обвинений, но она просто молча подошла, сняла кольцо и положила его на журнальный столик, вместе с конвертом, сказав лишь одно «Я подаю на развод». Не то что бы я был против, не то что бы я этого не хотел. Но в нашей семье – семье Рихтеров – не принято бросать своих жен, если только они не придают.  К тому же Адель всем нравилась, она была не заменимой спутницей, на всяких званых ужинах и благотворительных вечерах. Она умела произвести впечатление, и это, пожалуй, больше всего мне и нравилось.
Не успел я и слова промолвить, как она уже с грохотом складывала вещи в чемодан, это она любила, я уже начал думать, что это просто она так нервы свои успокаивает, ведь каждый раз либо я ее возвращал, либо она сама возвращалась. Второе происходило гораздо чаще. А в это раз, я был, почти, уверен, именно мне придется ехать за ней. Но в какой-то момент грохот прекращается. Мня это насторожило, и я нехотя, бреду в нашу спальню, которую в последнее время можно было назвать комнатой  Адель.
Медленно открыл дверь, я вижу, что моя ненаглядная стоит в полумрак и «взявши себя в руки», в прямом смысле смотрит в окно, за которым начался снегопад.
-Ну и что это было? – говорю я, как будто не понимая, что здесь происходит. Я подхожу как можно ближе, но тут Адель поворачивается и начинает бить меня. Лупит по груди, лицу, своими маленькими кулачками, заставляя меня лишь смеяться. Но в  какой-то момент меня это выводит из себя, и я прекращаю эту вакханалию, влепив ее в стенку. И тут я, кажется, переборщил с силой, ведь грохот от этого разносится по всей комнате. Я смотрю ей в глаза, мы стоим настолько плотно друг к другу, что кажется, я могу слышать тонкий аромат ее духов, который за весь день почти выветрился.